Больше, чем слова, но пока еще не признание.

Все очень странно, все совсем не так, все так неправильно совсем. Вновь отмотав воспоминаний свитки, взглянув на них остывшим от эмоций взором, в который раз с собою соглашаюсь, что не любил я никогда.
И не сказать, что я влюблялся, а лишь слова о том шептал.
Но с кем, и как ни целовался, ни разу чувством не пылал.
Любить я просто не умею, могу о том лишь говорить.
Но я нисколько не жалею, о тех, кого сумел влюбить.
Мне так наскучило все это. Шептать «люблю» налево и направо.
Но вновь сочится с уст поэта прелестных слов амурная отрава.
Я сам себе уж так противен. И что? Такие твари яд не пьют.
И пусть мой дух опять пустынен, по мне уж снова слезы льют.
Что все победы дон Жуана? Что мне Вальмон, кто мне де Сад?
Вы для меня чужды и странны, не встать со мной в один вам ряд.
Я вас давно всех переплюнул, но этим вовсе не горжусь.
Греха пылающие струны… Да я их попросту стыжусь.
О том, насколько я развратен, совсем немногим знать дано.
Но, вновь снимая чье-то платье, я ей дарю всегда одно.
Любви пьянящее безумье, даю испить ее душе.
Грешу легко и без раздумий, и пью прекрасный сок ночей.
Он ядовит? Да без сомнений. Но тем и манит он меня.
Себя я жгу без сожалений, но ведь люблю я… не любя.
Скажите мне, что я безумен. Не удивите тем ничуть.
Добавлю – дух давно погублен, но сам такой я выбрал путь.
Поэт быть должен идеалом? Какая чушь! Слова – пусты.
Поэты это вам сказали? Нет. Это выдумали вы.
Поэт-пророк? Тем паче глупо. Поэт такой же человек.
В словах моих не слышно муки, о том, как тяжек нынче век.
Иль о Святой Руси поплакать? Она с Царями умерла.
И кровью смыто слово Свято. С людей, страны, да и с герба.
Империи осколки жалки, исчезнут завтра и они.
Поделят скоро Русь на штаты, ее денечки сочтены.
Так что сказать в сей час поэту? О «судьбах» горестно молчу.
И глупая любовь в стихах моих воспета, но что я истинно хочу?
О том не знают даже боги, подчас обходят стороной.
Им не понять мои дороги, что все сквозь свет, но между тьмой.
Я не пророк? Но знаю ясно, куда иду я и зачем.
Финал я ведаю прекрасно, но это область скрытых тем.
Я человеком рожден не был, мне чужды чаянья людей.
Но и бесплотным прежде не жил, вот и живу с мечтой о Ней.
Она. Так явен этот образ. Как ты нужна моей душе.
Ведь без тебя во мне лишь холод, я взгляд ищу твоих очей.
Они должны быть колдовскими, а волос – черным-неземным.
Но я живу один – в пустыне. Ты где-то носишься как дым.
Тебя ищу, где только можно, лишь в запредельном не искал.
Но раз за разом, я беззлобно твоих подобий обнимал.
Я вновь и вновь лишь ошибался. Я забывал и отвергал.
Один я снова оставался, и по тебе одной скучал.
Ах, Нефриема, милый ангел. Боюсь, ищу напрасно я.
И оттого душа печальна, что не найти вовек тебя?
Я в это верить не желаю, опять и снова я ищу.
Фантом найду и отвергаю, я лишь с тобою жить хочу.
Ты воплощалась в этом мире? Иль поиск надо прекращать?
В греховном утопить все пире, встречать, влюблять и соблазнять?
К другой в объятья себя бросить? И с ней еще полвека жить?
Моя же кровь меня торопит поглубже пасть, сильней грешить.
Все это странно, все неверно. Поэт безумен. Ну и что ж.
Ведь странных строк переплетенье не вызывает в сердце дрожь.
Я сделан, видно, из металла, а дух мой – кованый булат.
Душа от века не рыдала, и этому я только рад.
Покой мой трудно потревожить, и я незыблем как скала.
Но по ночам порой приходит ко мне в тиши моя мечта.
И ангела столь лик любимый, лишает сна уж много лет.
Красив и тих, неповторимый в его очах я вижу свет…
И этот свет я увидел в тебе- «Одинокая мелодия», звучащая ярко и гармонично. И я хочу слушать и слышать эту мелодию долго, и хочу. чтоб она звучала со мной рядом. Я не предлагаю тебе прямо сейчас руку и сердце, не прошу давать мне каких-либо обещаний, а просто хочу тебе сказать, что душу мою ты уже пленила. Моя темноволосая эльфийская девчонка.